Война с Украиной разрушила отношения России с остальным миром: Польша изъяла имущество российского посольства, Эстония и Латвия понизили уровень дипломатических отношений, а некогда благосклонная Германия массово выслала дипломатов. Почти весь цивилизованный мир считает Россию агрессором и осуждает вторжение. Столь мрачные внешнеполитические перспективы заставляют задаться вопросом: какое будущее ждет российских студентов-международников? Глеб Балабан записал две истории воспитанников МГИМО и РУДН.

 «Родина всегда права. Я ей лоялен, грязью поливать никогда не буду — я действую только в ее интересах», — отвечает студент МГИМО с факультета международных отношений, просит анонимности и отказывается от дальнейших комментариев. 

«У нас таких лояльных большинство, — грустно делится Аня, – А те, кто хоть немного против, не откроют рот. У меня вся группа знает, что я думаю, подшучивают иногда. Раньше я спорила, теперь все равно». 

На просьбу поговорить откликается выпускник Владимир: один из немногих на фоне проигнорировавших или отказавшихся.

Будьте осторожнее с либеральными взглядами, они разное могут с вами сделать. Владимир из МГИМО

Я поступил в МГИМО в 2016-м году: решил, что международные отношения — это круто, что можно будет влиять на внешнюю политику, а еще знать множество языков. Поступил на платное отделение. В учебе я разочаровался уже на первом курсе. Нас учили в первую очередь истории, истории российской дипломатии, языкам, немного праву, немного экономике. Но чтобы стать специалистом по международным отношениям, пришлось уходить в науку и доучивать все, что нам недодали: углубленно изучать теорию международных отношений, экономику, международное право. 

Чтобы стать российским дипломатом, нужно уметь втираться в доверие к вышестоящим руководителям, «договариваться» и слушаться — и вот этому нас учили. Преподаватели говорили: «Вы ни на что не влияете, вы лишь инструмент в руках государства для достижения своих целей. Собственное мнение вы выражать не можете». Привыкать и подстраиваться — совсем не мой путь, но я решил доучиться, чтобы это все было не зря. 

Еще в 2014-м году я был вполне пророссийски настроен: считал, что крымчанам нужно помочь и так далее. Но после введения санкций, падения рубля, пенсионной реформы, усиления давления на независимые СМИ я все сильнее разочаровывался в нашем государстве. МГИМО напрямую ассоциировался у меня с ним: все-таки почти все международники метят в МИД. Я на такую власть работать не хочу, хотя для этого у меня были все предпосылки: я увлекался странами Северной Европы, знаю шведский язык — даже сейчас, после выпуска, я их более-менее помню. 

В какой-то момент у меня случился разговор с проректором: о моем будущем, возможной магистратуре и работе в МИДе. Я сказал, что придерживаюсь либеральных взглядов и что госслужба не входит в мои планы. Он ответил: «Будьте осторожнее с либеральными взглядами, они разное могут с вами сделать». 

 Институт строг во всем: декан факультета политологии Генри Тигранович Сарданян, например, заставляет всех студентов мужского пола стричься, ходить в костюмах; если пришел в обычной одежде – это объяснительная. Сама среда университета не предполагает индивидуальности, собственной позиции, отличающейся от государственной повестки. Преподавательница по немецкому нас прямо натаскивала, когда дело касалось перевода: «Немцы пишут «аннексия Крыма», а мы пишем только «воссоединение»». Однажды я сказал «аннексия» — она мне поставила двойку, пришлось пересдавать. Остальные преподаватели мягче, но власть не критикуют. Только на темах про инвестиционный климат России и экономику страны проскальзывали фразы: «Вы же всё понимаете», «у нас инвестиционный климат плохой, вы сами знаете, почему». В остальном никакого плюрализма мнений не было. 

Более того, перед экзаменом по современным международным отношениям нас предупреждали, что мы можем говорить о мировой политике только с официальной позиции России, и никаких других — например, своих — точек зрения выражать не можем. Во время сдачи всех спрашивали про «украинский вопрос», он как будто волновал экзаменаторов больше, чем сам билет. Например, достался тебе кризис в латиноамериканских странах, а говоришь ты в итоге про Украину. Отдельная песня — это многополярный мир, про который каждый год говорили на истории российской дипломатии и международных отношений. Некоторые преподаватели преподносили её сразу в духе пропаганды: Россия не может быть с Западом, у нее свой путь, и вообще мы восточная страна, нам сотрудничество с Китаем нужно и так далее.

 Учеба в МГИМО была для меня ужасным отрезком моей жизни: слезы, нервные срывы, апатия, перегруз информацией. Некоторые преподаватели психологически давили. Мне также было тяжело как члену ЛГБТ+-сообщества – вокруг тебя парни в костюмчиках, очень правых взглядов, которые отличных от них людей не терпят. Как только затрагивал эту тему с ними, то сразу следовало: «Нет, мы не можем этого допустить, Россия — страна традиционных ценностей». А вот соседи мои в общаге были классные, спокойно относились: дагестанец, армянин, два казаха – им было все равно! Но это капля в море. 

МГИМО в современных реалиях — это бесперспективная трата времени. Допустим, ты выучился, у тебя есть богатые родственники и связи — ты все равно в Африке будешь работать, о Европе даже не мечтай, туда ссылают дослужившихся стариков, которых сейчас, кстати, из этих стран активно выгоняют. А пока ты к этому шел, ты уже сгорел. Сколько сил, денег я в это вложил, и как же мало я получил. Когда я вижу здание на проспекте Вернадского, я стараюсь пройти его побыстрее.

Я считаю, что это небывалый метафизический подъём страны. Дима из РУДН

 Я аспирант международных отношений в РУДН. Мне всегда была интересна мировая политика, внешняя политика России — университет помог и помогает мне развиваться в этом направлении. Я ничуть в нем не разочарован, я и мои университетские друзья, не бросившие Россию, хорошо устроились в жизни. При этом большинство студентов представители среднего класса, «мажоров» почти нет. Никто, как в МГИМО, не подъезжает к зданию университета на Ferrari или Lamborghini, и финансовое положение не помогает в учебе. Нам необходимо много учиться и трудиться — тем, кто к этому не привыкли из-за пагубного влияния болонской системы и ЕГЭ, довольно тяжело. 

Мир стремительно меняется, и за ним нужно успевать: открываются новые, в том числе, внешнеполитические перспективы. РУДН в этом помогает, поскольку он действительно о дружбе народов: у нас есть студенты из стран Африки, Южной Америки, Азии – это сейчас важные для России направления. Вы можете выстраивать взаимоотношения со студентами-представителями этих стран — например, сейчас крайне актуально сотрудничество с Ираном. Там мощная экономика, сильное производство, несмотря на санкции, — многое можно и нужно перенимать. Например, есть предположение, не подтверждённое официальными лицами, что Иран поставляет России «Шахеды», играющие важную роль в СВО. 

Я активно поддерживаю действия моей страны и стараюсь помогать ей: например, я после 24-го февраля ездил с гуманитарной миссией в Донецк и Луганск. Помогаю мирным жителям и фронту поставками различных необходимых вещей: от турникетов до патронов и от отопительных приборов до беспилотников. Пообщавшись с местными жителями, стало понятно — они действительно хотят быть с Россией, считают себя русскими. Так называемое украинское государство — враг, который лично для меня перешёл в разряд террористических государств после убийств Дарьи Дугиной и Владлена Татарского. 

Украинский флаг на выставке землячеств для меня – это демонстрация символики врага. Под ним сейчас воюют неонацистские преступники, не захотевшие слушать русских людей Донбасса, под этим флагом устроили трагедию в одесском Доме Профсоюзов и под ним бомбили и бомбят мирных жителей в новых субъектах России. Возможно, ребята, представляющие Украину, просто не подумали, но вывешивать флаг действительно не стоило. 

Университету нужно заботиться о своей репутации: например, совершенно оправданным было отчисление активиста Павла Крисевича. Он умственно отсталый, если я не ошибаюсь. Ему нужно лечить голову, а он сделал так, что его отчислили. Да и вся оппозиция в нашей стране существует за счет западных грантов и добивается сепаратистского раскола в стране, которого допустить нельзя. Это стало ясно особенно после 24-го февраля, и уже тогда должны были исчезнуть любые иллюзии. Впрочем, в нашем университете никого за позицию не ущемляют – я о таком не слышал. 

Правильно, что специальная военная операция сильно отзывается в душе — она вообще меняет людей. Например, завербованные из тюрем и колоний военные ЧВК «Вагнера» — совершенно легальной организации, потому что она нигде не зарегистрирована, и лично мной крайне уважаемой — меньше совершают рецидивов, они начинают ценить жизнь. Более того, каждый человек имеет право на искупление былых грехов. Ты понимаешь, что жизнь в любой момент может закончиться. 

Я считаю, что это небывалый метафизический подъём страны. Когда я был в Донецке, там бомбили соседний район. Это оставляет отпечаток — боевые действия рядом с нами, в 10-15 часах езды от Москвы. Студентам международных отношений об этом нельзя забывать и, как мне кажется, РУДН — современный, сильный вуз — помогает помнить. Сейчас наша специализация как никогда актуальна.